Механизм внутреннего мира героя висит между землей и небом, каждая нить символ цены и цели, за которыми раньше стояли победы и поражения. Некое малое создание вне него, не дает второму сердцу замереть… искушение в деталях.

Перед первым лучом завершается вечность ожидания того, кто был послан в без пяти минут до совершенства. Гармония не может быть без опавших листьев. На краю света и тени сходятся скитальцы из кругов заточения. Их круг из девяти есть закон трех и семи.

Гордыня малых живет в тщеславии идущих по головам. То, что спало в последний поворот Манвантары, было втянуто в мир, где сны обретают материю. Аллюзия превосходства восьмерки есть иллюзия о силе одного.

Анаграмма того, кто обманул смерть, премудрый он деву обменял на воду. Путы сковывающие есть ноша взваливаемая, как Пифагор учил - не облегчать путнику участь его. Черные письмена, по количеству его камней на сердце, тащат его в царство ночи. Тьма, части которой несет на себе, да не поглотит его и гора станет гладью.

Дочь властелина, кого пощадил Геракл и узревшая во сне и наяву уход брата своего. Обманувшая апологета Олимпа, получившая дар в обмен на безмолвие. Понимающий змей, кричащий в бездну оракул, видящий свое отражение в окружении антиподов. Пазл мозаики, где крик разрушает стены, пробуждает пытливые умы бежать от забвения.

В симбиозе высшего канона и низменных страхов, в диссонансе трех отравленных состояний целого. В мире, который тронулся с места и никогда не вернется на свою ось, семь из девяти заперты в лабиринте своих повторений. Рука тонущего есть ключ к спасению, когда небо перевернется и грани сойдутся.

В его миру она виденье. Комната длиною в череду жизней по числу Кентерберийских рассказов, где незавершенная глава собирает воедино наилучшие выходы из потаенных уголков его скитаний. Демон она в обличии возлюбленной или дева сошедшая с гравюры, в обличии Вельзевула? Чего стоит жизнь, сгорающая в моменте падающей звезды или вечность растворенная в сингулярности.

Я приму тебя холодным, я приму тебя горячим, но отторгну теплым. Подобие двуликого демиурга Януса, где символы входа означают выход. Поджидавший жертв на перепутье, в слабости и эйфории, искушая неведомым. Куда смотрит восток и от чего отворачивается запад. Сила есть в единстве трех. Познавший бездну и тянущий за собой мятущихся, да не превзойдет руки создавшего его.

Против течения единства похожих, во внутреннем могуществе чистого источника, где свет всегда остаётся путеводной звездой, изгой среди своих да найдет искомое. В толпе отыщется страждущий уйти от общепринятого потерянного времени. Огонь, мерцающий в сосуде, заставивший царя не затмевать солнце, да озарит лицо путника, в ком осталось искра создателя и последний укажет на путь уснувшим.

Пока не совершил деяния - воин, свершивший действо, уже не он. Под личиной доблести, в нем луна отразила свою слабость. Змея, кусающая свой хвост, дает силы возродиться, но квадрат держит в внутри. Лишь одна грань может быть ему выходом из лабиринта страстей. Она среди четырех, пришедшая последней.

Когда тени сходятся над пропастью, оберег надежды падает ниц. Образ сердца распадается среди невидящих воплощений его. Клоун потому умеет смеяться, что он умеет плакать. Все высшее имеет низменный порок, где зло - первая ступень добра. Слёзы одной есть усмешка другой, ее двуликость без изъяна. Толпа равнодушных или один одержимый разделили ее на Джекила и Хайда? Тень она своего отражения или сон того, кто еще не проснулся, решать ей.

Перед первым лучом солнца личностное девяти теряет свою оболочку. Там, где сходятся тень и свет, в череде перерождений стираются клише их воплощений. Ветер, что нанес на их пути ложное, сменил направление. У всего есть своя «Табула раса»: вернуться к ней, найти корень, питающий зло, повернуть колесо времени и не дать уснуть своему сущностному в следующем кругу.

Место, указанное перстом высшего, есть испытание избавлением. Сон внутри сна, когда один есть лишь фантом другого. Время не линейно и соединяет эпизоды разрозненной истории. Уходящий обретает силу или теряющий открывает глаза, в пространстве вариантов, где природа создала матрицу, все едино.

Двуликий не имеет земли под ногами, трепет от власти сменяется страхом ее потерять. Не тот слабый, кто теряет. Теряющий силы кто крадет. Пентаграма и он в сумме рождают не человека, где путь, указанный им, погибель для большинства.

Дети ветра, все есть ничто и ничто является всем. Растворенные в жажде уснуть, в монотонном торжестве серого шума, восемь из девяти частей уже целого остались за границей забытья. Последний страж перед восходом звезды не сломил последнего героя. Не уснувший разум, он укажет путь для тех, кто почти дошёл.

В бытии над временем в комнате, нареченой «черный вигвам», не спящим говорит тот, кто вдохнул в него жизнь. Триклинон древнего храма, обязывает снять одежду перед алтарем. В преддверии агонии тень из сумрака теряет свою силу, и да соединится великолепие чистой девятки.

В череде воплощений каждый проходит по обратному витку по числу воплощений в сторону истока. Целое распадается на первоэлементы создавшего их. Нет тьмы и света, есть лишь бытие в дыхании вечности. Все просто и одновременно неуловимо, от чистого листа читать как анаграмму, где в начале пути, уже есть его закат.

Механизм, создавший сей мир, от первых импульсов до финальной вспышки, есть мгновение, пойманное терпеливым скитальцем, наблюдавшим из тьмы и узревший себя в отражениях своих метаморфоз. Исток в отвлеченности от суеты, отождествлении себя со своими запертыми не проявленными воплощениями, откроет дверь к чистому сознанию.

...продолжение следует за вами